Действующие лица: Ашер де ла Каледа-Исидро и Маара
Время действия: 22 июня 2046 года. Полночь.
Погодные условия: Беззвездная и безлунная ночь, изредка накрапывает слепой дождь, налетающий порывами ветерок достаточно силен.
Краткий сюжет: Что может случиться в темном парке глухой ночью? Даже в свете фонарей, среди аккуратно обрезанных зарослей одомашненного кустарника и садовых скульптур могут притаиться две ночные тени, не поделившие что-то одно. И тогда, может случиться все, что угодно, даже то, чего вы никак не могли ожидать...
Сон, в котором я проснусь...
Страница: 1
Тема закрыта
Сообщений 1 страница 17 из 17
Поделиться12012-10-26 19:16:27
Поделиться22012-10-27 21:41:45
Он падал…
Стремительно и неотвратимо. Воздух, который всегда был его союзником, баюкая его на своих невидимых руках, вывернул крылья, сминая хрупкую белоснежную полупрозрачную пелену в рваные ошметки, которые едва ли могли теперь выдержать демона.
Он падал, сгорая в жарком пламени, что обрушил на него противник, разрушая тонкую вязь заклятия, призванного уничтожить огненного демона. Он просчитался, решив, что сможет справиться с живым огнем, из которого был сотворен Фейор, так вероломно напавшего на него. Они никогда не ладили. Демон льда и огненный демон. Огонь и лед. Такие разные, но так похожие друг на друга. Обжигающий холод и знойная жара, два соседа, которые никогда не встретятся. Но если такое вдруг произойдет, неистовый жар всегда растопит скованный льдом и холодом мир.
Они были врагами. Непримиримыми. Лютыми. Вечными. Они разрушали друг друга раз за разом, чтобы спустя часы, дни, века и тысячелетия столкнуться вновь в безжалостном поединке, в котором проигравшими окажутся оба.
Он падал…
Ветер трепал взлохмаченные волосы, цвета зимней пурги, отдавался пронзительным звоном в ушах, а вслед ему несся торжествующий хохот огненного существа, зависшего в воздухе над ночным городом, такого совершенного и такого обжигающе притягательного. Фейор торжествовал, глядя, как стремительно несется к земле соперник, окутанный ледяным крошевом, в которое превращались мелкие дождевые капли, как судорожно бьются крылья в тщетной попытке затормозить падение и погасить скорость.
Стремительно приближались деревья. Он улыбнулся, увидев их, понял, что разросшиеся за многие годы, они не дадут ему разбиться о землю и стать неподвижным, изломанным трупом. Он улыбнулся, бросив ненавидящий взгляд на зависшего над темным парком демона в ореоле оранжевого пламени. Маленькая звезда, на которую короткоживущие едва ли обратят внимание, торопясь по своим мирским делам.
Отчаянным усилием он все же распахнул крылья, гася скорость, и в следующий миг вломился в самую гущу деревьев. Ветви гнулись, царапая его тело, превращая одежду в клочья, оставляя порезы на бледной коже и вырывая пряди серебристо-белых волос. И все же они задержали падение, не дали ему разбиться, швырнув его изломанной куклой на мокрую траву.
Он падал. Перед глазами полыхнул огненный фейерверк, голова взорвалась чудовищной болью, и мир померк, сменившись густой, обволакивающей темнотой.
Он падал…
______________________________________________________________
Одет: находится в демоническом облике. Имеются рога и хвост, оканчивающийся пятью шипами, между которыми натянута тонкая полупрозрачная черная перепонка ноги напоминают звериные лапы. Крылья, белые, точно свежевыпавший снег, они наполовину состоят из чистой энергии, наполовину из сплетенных в густые жгуты почти твердых потоков воздуха, пронизанных льдисто-голубыми сполохами.
Светлые штаны, такие узкие, что кажутся скорее второй кожей; воротник шёлковой белоснежной рубашки сколот брошью-змеёй тёмного серебра, свободные рукава с узкими манжетами обрамляют сияющие белизной кисти; широкий пояс, охватывающий бёдра. Ныне одежда представляет собой драные лохмотья.
Грива длинных серебристо-белых волос заплетена во множество тонких косичек и свободно падает на плечи и далее на спину. Челка волнами спадает до ключиц
В ухе серьга-подвеска с сапфиром, ограненном в виде капли.
Отредактировано Ашер де ла Каледа-Исидро (2012-12-11 23:49:01)
Поделиться32012-10-29 21:36:42
Отредактировано Маара (2012-11-14 16:52:26)
Поделиться42012-10-30 16:11:06
______________________________________________________________
Одет: находится в демоническом облике. Имеются рога и хвост, оканчивающийся пятью шипами, между которыми натянута тонкая полупрозрачная черная перепонка, ноги напоминают звериные лапы. Крылья, белые, точно свежевыпавший снег, они наполовину состоят из чистой энергии, наполовину из сплетенных в густые жгуты почти твердых потоков воздуха, пронизанных льдисто-голубыми сполохами.
Светлые штаны, такие узкие, что кажутся скорее второй кожей; воротник шёлковой белоснежной рубашки сколот брошью-змеёй тёмного серебра, свободные рукава с узкими манжетами обрамляют сияющие белизной кисти; широкий пояс, охватывающий бедра.
Грива длинных серебристо-белых волос заплетена во множество тонких косичек и свободно падает на плечи и далее на спину. Челка волнами спадает до ключиц
В ухе серьга-подвеска с сапфиром, ограненном в виде капли.
Отредактировано Ашер де ла Каледа-Исидро (2012-12-11 23:51:31)
Поделиться52012-10-31 21:52:59
Отредактировано Маара (2012-11-14 16:53:56)
Поделиться62012-11-01 15:43:43
______________________________________________________________
Одет: находится в демоническом облике. Имеются рога и хвост, оканчивающийся пятью шипами, между которыми натянута тонкая полупрозрачная черная перепонка, ноги напоминают звериные лапы. Крылья, белые, точно свежевыпавший снег, они наполовину состоят из чистой энергии, наполовину из сплетенных в густые жгуты почти твердых потоков воздуха, пронизанных льдисто-голубыми сполохами.
Светлые штаны, такие узкие, что кажутся скорее второй кожей; воротник шёлковой белоснежной рубашки сколот брошью-змеёй тёмного серебра, свободные рукава с узкими манжетами обрамляют сияющие белизной кисти; широкий пояс, охватывающий бедра.
Грива длинных серебристо-белых волос заплетена во множество тонких косичек и свободно падает на плечи и далее на спину. Челка волнами спадает до ключиц
В ухе серьга-подвеска с сапфиром, ограненном в виде капли.
Отредактировано Ашер де ла Каледа-Исидро (2012-11-24 22:01:58)
Поделиться72012-11-02 18:01:36
Отредактировано Маара (2012-11-14 16:54:20)
Поделиться82012-11-04 16:47:43
______________________________________________________________
Одет: находится в человеческом облике. Светлые штаны, такие узкие, что кажутся скорее второй кожей;
Грива длинных серебристо-белых волос заплетена во множество тонких косичек и свободно падает на плечи и далее на спину. Челка волнами спадает до ключиц
В ухе серьга-подвеска с сапфиром, ограненном в виде капли.
Отредактировано Ашер де ла Каледа-Исидро (2012-11-14 16:23:36)
Поделиться92012-11-05 20:35:12
Отредактировано Маара (2012-11-14 16:54:26)
Поделиться102012-11-07 16:44:49
______________________________________________________________
Одет: находится в человеческом облике. Обнажен.
Грива длинных серебристо-белых волос свободно падает на плечи и далее на спину. Челка волнами спадает до ключиц
В ухе серьга-подвеска с сапфиром, ограненном в виде капли.
Отредактировано Ашер де ла Каледа-Исидро (2012-11-14 16:21:57)
Поделиться112012-11-14 13:42:33
Отредактировано Маара (2012-11-14 16:51:16)
Поделиться122012-11-17 23:20:18
______________________________________________________________
Одет: находится в демоническом облике. Обнажен. Имеются рога и хвост, оканчивающийся пятью шипами, между которыми натянута тонкая полупрозрачная черная перепонка, ноги напоминают звериные лапы. Крылья, белые, точно свежевыпавший снег, они наполовину состоят из чистой энергии, наполовину из сплетенных в густые жгуты почти твердых потоков воздуха, пронизанных льдисто-голубыми сполохами.
Грива длинных серебристо-белых волос заплетена во множество тонких косичек и свободно падает на плечи и далее на спину. Челка волнами спадает до ключиц
В ухе серьга-подвеска с сапфиром, ограненном в виде капли.
Отредактировано Ашер де ла Каледа-Исидро (2012-11-24 22:03:12)
Поделиться132012-11-19 01:37:43
Я одна иду, мерцая трепетом,
По твоей душе шагами звонкими.
Докучаю вновь тебе я лепетом,
Приласкавши пальчиками тонкими.
Ты – моя отрада безответная,
Плавящийся лед холодной вечности.
Жизнь была простая, неприметная.
Разными тонули в скоротечности.
Я стараюсь – хоть тебе не нравится.
Недоволен ты своим страданием…
Говорил – что я твоя красавица,
А в глазах запрятанным сиянием,
От меня как будто злоба пряталась.
Одари меня холодным пением.
Может, это я к тебе посваталась,
Но твоим привлечена видением…
Как будто все должно быть иначе.
Я, словно терпеливая охотница, высиживаю в укрытии, выманивая зверька на наживку. Смешно, но все должно было быть иначе.
Он просто обязан был сломаться, как ломаются все рожденные, неотвратимо и неизбежно, но вместо того просто застыл в упрямом отрицании. Красивый, бескомпромиссный, милый. Великолепная игрушка, которую еще предстоит приручить, привязать к себе.
Он должен думать иначе, конечно.
Милый Ашер привык к тому, что любая боль – это прежде всего та, которую он наносит другим. Можно поглядеть на мысли в разрезе – и видна эта жуткая ложь, которой он кормит свое сознание, все еще не способный расслабиться в моих объятиях.
Может быть, я ему нужна другой?
Ее мысли пропитывают черный мрак. С мягким, приглушенным «крак»лопается кокон Ашера, выпуская наружу тонкие щупальца мотылька. Белесая шерстка мокра, но не совсем ясно от чего – мотыльки не потеют. Обычные мотыльки. Тихий скрежет шипованных лапок ласкает железо.
Может быть…
Ярость ледяного демона не взрывается, она так же прекрасна, как и он сам, гигантской волной надвигаясь откуда-то издалека. Ему, вкусившему самых разных оттенков жизни, должно быть приятно предвкушать неизбежное.
Сладкий бархатный кусочек.
Такой не хочется есть сразу, хочется вкусить его Мечту.
Играй, развлекайся.
Я хочу на это посмотреть.
Она расслабилась, отдаваясь неге его эмоций, Распустив мысли по казематам тьмы в глубине осознания. Последние удары молота-сердца изливались в бездну, оставляя сноходку беспомощной игрушкой в буре эмоций Ашера.
Это так… волнительно, - шепнула последняя мысль, перед тем, как все снова изменилось для них обоих.
Что это будет?
Его мысли… они как натянутые струны дрожат.
Словно что-то особенное, манящее зреет где-то в глубине, но еще не настолько явное, чтобы кто-то из нас двоих мог разглядеть отчетливо.
И почему я так волнуюсь?
Странно…
Душа вибрирует в предвкушении так, что я боюсь разочарования. Обычно, если ты чего-то сильно желаешь, судьба не спешит дарить тебе это, напротив. Забирает все остальное, вдогонку.
Животным ядом расплескалась,
В моей душе душа твоя,
И словно ночь – застыла я…
В озерах жажды отражалась,
Мечтаний бархатная лень.
Чего хотеть теперь я смею?
И над тобой, как пепел рею,
Я, как измученная тень,
Тебе покорная судьбою,
Начну писать твои слова,
Как рядом корчилась листва.
Своей тяжелою стопою,
Лесной дорогой, растоптав,
Как будто жизнь мою однажды,
Забрал себе, отринув дважды,
К дыханью вечности воззвав.
Тишина.
Я вдруг ощущаю себя в прохладной нежности, глядя в чистое лазурное небо, в обрамлении прозрачного купола с ровным трещинами остекленных окон. Постепенно, тишина наполняется звуками, но я уже не прислушиваюсь – взгляд скользит, выпытывая у декораций подробности.
Мягкие батистовые волны словно плывут по воздуху.
Невесомая, красно-розовая пелена шлейфами ласкает порывы мягкого, теплого бриза.
Мурашки по коже.
Что-то восточное, задумчиво-монументальное, с резными изразцами и арабскими мотивами в обрамлении даже самых занудных решеток. Резные канализационные стоки.
Кажется, взгляд здесь просто растекается, как текут волны по безмятежному морю. Что это – то, о чем грезит Ашер? Или просто плод его растревоженного воображения?
Беспокойство охватило Маару, похолодив кожу, по спине поползли мурашки. Было очень странно ощущать себя живой – в этом месте, ближе всего протекавшим к Изнанке. Сны не должны были быть столь реальными для нее – это был Его выбор.
Мягкий китайский шелк переливается под точеными пальчиками.
Перламутровый блеск и поистине странная мягкость – он приятно скользит под прикосновениями. Насыщенный алый цвет.
Маара с любопытством оглядела руки. Тонкие, белоснежные, они казались почти тяжелыми из-за множества браслетов, тонких и широких украшений, которые она сама нипочем бы не одела. Не только потому, что их было слишком много – два браслета были особенными. Украшенные резной вязью и довольно широкие, они туго сжимали запястья, а тонкая, но на вид весьма надежная и неприятно короткая цепочка соединяла их вместе.
- Как будто ты этого не ждала, - тихо сказала она себе, проверив связку на прочность.
Ашер видит ее такой. Рабыней, со скованными руками. Одалиской?
Наряд Мааре и понравился и не понравился.
Она не могла сказать, что в нем было не так, возможно то, что нежные, полупрозрачные штанишки одалиски держались на металлическом пояске? Или обилие красивых складок невесомой ткани? Быть может, она просто привыкла к гладкому, но грубоватому латексу, а не к этой сказочной, приторной нежности.
Прозаично.
А если предположить, что мне не нравится, когда холодный металл впивается в промежность? Пояс верности – отличная штука, но только не тогда, когда он надет на тебя. Дискомфорт вполне ощутим, и даже сравнить не с чем.
И этот звон…
Раздраженно закатив глаза, сноходка застыла на месте, едва только ей удалось подняться. Пнула босой ножкой ближайшую атласную подушку, борясь с желанием все вернуть на круги своя.
- Смешной, - прошептала она, перебирая пальчиками цепочку ручных браслетов.
Зачем пытаться меня усмирить, если я итак здесь, рядом с ним. Я ведь никуда не убегу, не стану пытаться завершить нашу игру на самом интересном месте.
И где он?
Лишь спустя миг, краткий, как падение капельки воды, заинтригованная игрой, Маара неожиданно улыбнулась, осторожно отстранив порхнувшую в ее сторону занавесь. Шагнула – и едва не упала, неожиданно обнаружив, что еще одна пара браслетов, соединенных цепочкой, защелкнуты на ее лодыжках.
Шаг был не то, чтобы очень коротким, но о беге можно было забыть.
Наверное, так чувствуют себя Рожденные – думала девочка, - бескрылыми птицами, закованными в цепи. Я должна понять это, но разве могут птицы понять рыб?
Тихий шелест шажков сопровождаемый звоном цепочек и браслетов. Трудно было придумать пытку для нее, неопытной и отнюдь не изощренной в подчинении. Маара улыбалась открыто и растерянно, в душе пряча стыд и смущение. Никто и никогда не проделывал с ней такое – возможно потому, что душа сноходки была слишком грозным противником для простых смертных.
Впрочем – стоит ли недооценивать дитя грез?
Увлеченная новой идеей, она веселилась, как чистое, невинное дитя, привыкая к странным ограничениям Ашера. Его правилам. Совсем немного времени, для того, чтобы слабая, едва вылупившаяся из кокона бабочка, смогла научиться двигаться, как настоящая одалиска. Грациозная, точно скованная лань, не утерявшая гибкости, Маара двигалась, танцуя.
Тяжелое бра на груди девушки позвякивало украшениями, резной ошейник-ожерелье, не казался дурманящее тяжелым – она стала чем-то целостным, образом, срисованным, должно быть, из какой-то сказки.
- Ашер…
Холмы шелковой пустыни.
Он, сияющая плоть и кровь ледяной звезды, сидел там, в окружении шелка, бархата и атласа, надменный и гордый, будто только что не извивался в цепях, терзаемый кнутом, который умело направляла девичья рука.
Жестокий, древний истукан.
Можно почувствовать то, чего от меня ждут мысли.
Танца.
С каждым движением будто просыпается какое-то новое веселье, искринка затаившегося коварства, переплетающегося в такт с покачивающимися бедрами. Волны танца, бегущие вниз, по упругому животику, как будто созданы потакать самым низменным страстям, а звон цепей дарует удовлетворенность – игрушка принадлежит только ему и никому больше.
Это то, в чем он должен быть уверен.
Она, невинное дитя, забывшее о пролитой крови, становится гибкой лаской, зверьком, что опасен лишь слабым, но точным укусом. Для сильного мужчины это звучит смешно.
Зато - очень красиво. Каждое движение вдохновлено страстью и нарастает, словно снежный ком, ярость. Порывистые, яркие, экспрессивные жесты, со скованными руками, в безмолвной мольбе вытянутыми к небесам. Жестокие, яростные движения вдруг…
…затихают.
Маара садится на колени, к его ногам. Как будто послушно опустив хорошенькую белокурую головку, прядки волос которой растрепаны лихорадочным танцем. Серебряные струи текут в странных направлениях.
Она, белая Звезда, Зимний Цветок, играет в совершенство с его воображением. Словно ждет, что ее приласкают и обнимут. Затаившийся взгляд в тенях и пухлые губки будто шепчут с ветром: «Попробуй меня, если осмелишься». Уголок рта, одинокий, дрожит во вкрадчивой усмешке.
Коварная маленькая игрушка.
Отредактировано Маара (2012-11-19 01:40:50)
Поделиться142012-11-19 16:24:26
Мотылек летел на свет, что разливал одинокий фонарь ,в ктором беспомодщно трепыхалась хрупкая бабочка. Маленькие крылышки, трепеща и вибрируя, взбивали сияющее пространство, удерживая тоненькую девичью фигурку в воздухе. Она улыбалась, маня его к себе.
Ближе.
Еще ближе.
Пока он не начал различать мелкие детали в ее одеянии.
А потом… все изменилось.
Его злость оглушающе рявкнула, накатив огромной волной, обрушилась вниз, - или вверх? - смывая мерцающую в золотистом свете реальность.
Так он так хотел.
И так стало.
Мир изменился, рассыпавшись яркими огоньками.
Уже в который раз.
…Роскошный ковер с густым длинным ворсом был усыпан множеством подушек, подушечек и изысканных шелков. Богатая роспись на стенах, невесомые драпировки, итой орнамент на древних фресках. Шорох легкого ветерка, невесомо колеблющего воздушные драпировки.
Ашер сидел на ворохе подушек, закутанный в тяжелый бархат и шелк, прихотливыми скалдками стекавший с его плеч, цветным озером выплескиваясь на пол. Серебристо-белые волосы терялись в роскошши одеяния, бледными росчерками сияя в богатстве тканей и драгоценностей.
Он ждал, надменно вскинув голову и глдя на дрожащую полупрозрачную ткань, оттеняющую выход.
Тихий перезвон колокольчиков, шорох ткани раздались где-то в далеке.
Звук приближался. Сначала тихий и несмелый, он постепенно становился громче, мелодичнее.
Уже можно было различить нежное звяканье браслетов, украшавших тонкие запястья, мерцание изысканного ожерелья, охватывающего девиью шею, сияние серебристых волос, убранных в сложную прическу. Он видел переливый алого шелка, струящегося с бедер изящными складками, аккуратно схваченными у щикотолок широкими браслетами. Босые ножки утопают в густом ворсе ковра, когда мелкими шажками приближается к возвышению, на котором раскинулся Ашер, рассыпав тяжелую гриву по шелковым подушкам.
Льдисто-голубые глаза настороженно ощупали девушку, замершую в нерешительности среди изысканной роскоши. Он отметил, как двигаются тоненькие пальчики, перебирая серебристые звенья цепочки, скреплявшей широкие, резные браслеты, украшенные причудливой вязью. Точно такая же цепочка змеилась по полу, скрываясь в складках шелковых шальвар.
Он изучал ее, ища скрытый подвох, ожилдая, что хрупкая рабыня вдруг превратися в гремучую змею. Ждал ,что в ее руке возникнет кнут, и волна одуряющей боли затопит его сознание.
Она хорошо выдрессировала его.
Приучила к тому, что любое ее движение, любая ласка несет ему боль.
Мучительную… Жестокую.. Раздирающую его на кусочки…
Ашер искал…
И не находил в этой соблазнительной одалиске того маленького голодного чудовища, которое истязало его вечность назад.
Она завораживала, манила к себе изысканностью движений, чувственным изгибом пухлых губ, мерцающими алыми глазами и белизной волос.
- Драгоценная… - выдохнул блондин, лаская девушку взглядом. – Танцуй для меня…
Она танцевала, звеня браслетами, кружась в ворохе тонкого шелка, окутывавшего тонкий стан.
Девушка двигалась в такт мелодии, разливавшейся в воздухе, легко перемещаясь по ковру, чуть согнутые в коленях ноги, алый шелк, окутывающий стройное тело, сияющая белизной кожа, видневшаяся сквозь прозрачную ткань штанишек, мерцание золотых украшений на запястьях.
Шаг, поворот, взмах руки, еще поворот. Руки вывернуло назад в горько-болезненном скольжении, взметнув цветастые полотна шелка, ноги плели замедленно-точеные узоры, следуя изысканным линиям танца, звучавшего в сознании беловолосой одалиски, все тело стонало и изгибалось, точно лишенное суставов.
Демон завороженно следил за ней, позабыв обо всем.
О боли, что причиняли ему эти маленькие ладошки.
О коварстве, что мерцало на донышке багровых глаз.
Об ужасе, что испытал он, когда острые зубки рвали его плоть.
Ашер поднялся, сбрасывая тяжелое одеяние и остваясь лишь в узких штанах цвета зимней пурги. Молочно-белые крылья расправились клочьями тумана, заклубившись вокруг девочки, но та, казалось, ничего не замечала.
Теперь они танцевали вдвоем.
- Танцуй, драгоценная… Забудь обо всем… Есть только музыка и танец…
Мелодия, звучавшая в их душах, постепенно набирала силу, наливалась гармонией и переливами. Она играла в гибком, поджаром теле Ашера, струнами были его нервы, а вместо барабанов резонировали кости. Вступил голос. Она становилась быстрее и громче, и ледяной демон двигался быстрее, резче, следуя ей, ведя девочку за собой, легко касаясь ее своими крыльями.
Вот мелодия взлетела ввысь и опала, внезапно стихнув. Они застыли посреди изысканной комнаты, окутанные изменчивым туманом крыльев, словно королевской мантией, переливающейся льдисто-голубыми сполохами.
- Драгоценная… - блодин склонился к альбиноске, когтистые пальцы зарылись в мягкие серебристые волосы, запрокидывая ее голову. Пересохшие губы коснулись бледных девичьих губ, даря невесомый, полный сдерживаемой страсти поцелуй. – Моя…
______________________________________________________________
Одет: находится в демоническом облике. Имеются рога и хвост, оканчивающийся пятью шипами, между которыми натянута тонкая полупрозрачная черная перепонка, ноги напоминают звериные лапы. Крылья, белые, точно свежевыпавший снег, они наполовину состоят из чистой энергии, наполовину из сплетенных в густые жгуты почти твердых потоков воздуха, пронизанных льдисто-голубыми сполохами.
Светлые штаны, такие узкие, что кажутся скорее второй кожей.
Грива длинных серебристо-белых волос заплетена во множество тонких косичек и свободно падает на плечи и далее на спину. Челка волнами спадает до ключиц
В ухе серьга-подвеска с сапфиром, ограненном в виде капли.
Отредактировано Ашер де ла Каледа-Исидро (2012-11-24 22:03:43)
Поделиться152012-11-26 21:55:03
Листая прошлого дневник,
Страницы нежно теребя,
Я обнаружила тебя…
А ты, как вечность многолик,
Навстречу тихо шелестел…
И облетающей листвою,
Поцеловавшийся с травою,
Мне что-то милое пропел.
То странный сон, иль явь была?
Уже, запутавшись, не знаю.
Я вспоминаю и страдаю,
Ужель за этим берегла,
Седую память? Забывая,
Волненья старой суеты…
Но снова здесь и рядом ты,
А я опять живу страдая…
Все было просто.
В отражении его глаз сама вечность становилась сияющим айсбергом, пробуждая к жизни старинные, в некотором смысле странные ощущения. Она растерялась. Как ребенок, внезапно оторванный от увлекательной игры, Маара чувствовала страшное, горькое опустошение, хоть и продолжала улыбаться. В глубине ее осознания вдруг разверзлась пропасть, заглянув в которую зеленоглазая куколка ощутила острое желание спрятаться.
Нежно, почти умоляюще взглянула сноходка на Ашера, уязвимое и растерянное чудовище, забывшее правила игры. Сложила скованные руки на его груди, успокоенная звякнувшей цепочкой. Странно, но сейчас, в этот тихий и удивительный момент, символы плена и рабства скорее успокаивали ее.
Может быть, в том была повинна его душа? Его руки и глаза, эти щупальца воли, жадно ласкающие ее тело? Кроваво-красный взгляд Маары подернула бледная пелена забытья. И словно остекленели очи, роняя мысли в глубину древних, полузабытых воспоминаний.
- Что?
Он глядел на меня смеясь, человек с соломой в волосах, искренний и смешной. Щенячий взгляд Маэрина всегда нравился мне... должно быть, какой-то своей детской непосредственностью. Наверное, я до сих пор вижу в этом что-то правильное, лишенное привычной фальши. Просто так уж сложилось...
Я легла на спину, чувствуя как мягкая трава васильковых лугов Дхармы ласкает щеки. Летний зефир приносил прохладу со стороны моря, но оттуда же ползли и мокрые, тяжелые тучи. Так устроена жизнь - у каждой медали есть две стороны.
- Ничего, - я говорю шепотом, будто кто-то может нас подслушать, - мне кажется, будто мы всегда были знакомы, Эрин.
- А разве нет? - он садится рядом, грубые пальцы касаются моего лица нежно, почти невесомо, - я словно наву это вижу, Маара. Ты, я и какой-нибудь старый шелудивый пес, на улочках Элурны, бегаем наперегонки. Не думаю, что кто-то еще был рядом, быть может, мы прогнали и старого пса, чтобы остаться вдвоем.
Я смеюсь. Глупая дурочка, забывшая собственные истории. Где-то там, на задворках памяти болтается та, старая Маара. Или не Маара, а кто-то еще, чьего имени я уже не помню. Трудно запомнить что-то, чем ты уже никогда не будешь.
- Никаких псов. Это ты бегал за мной, чтобы добиться внимания.
- И бегал бы, - он ничуть не смутился, - но ты бегала быстрее. Я не успевал оглянуться, просто чувствовал твое дыхание за спиной. Думаю, ты уже тогда сохла по мне.
Странный, глупый разговор. Воображаемые вещи людей, не до конца честных друг с другом. Может быть, если бы я рассказала ему все, история сложилась бы по-другому. Но мы играли по моим правилам и в моем прошлом - ему места не было.
Бедный, глупый Маэрин.
Он осуждал себя - я видела это в его глазах, значительно позже - когда тремя днями позже за мной пришли почитатели крестов. Я могла быть чем угодно - но так и не стала тем, что понравилось этому миру. Насквозь чужая и, должно быть, фальшивая игрушка.
- Прости, - сказал Он, - отец Ритер сказал, что ты нечистая. А я - околдован. Ему нужно очистить тебя, но ты же вернешься?
Я улыбалась ему, когда руки выкручивали мне за спину. Когда связывали крылья,болезненно туго прикручивая ремни к телу.
- Да, конечно, Эрин. Я вернусь, но ты же дождешься?
Он неуверенно кивнул, слабый и неуверенный, глупый человек. Не знаю, что ему сообщили о моей судьбе и сообщили ли вообще. Может быть, он хранил мой прах при себе, а может быть - его просто развеяли по ветру - трудно сказать. Думаю, этот вопрос не очень-то и важен.
Она вырвалась, и почти сразу же споткнулась, запутавшись в ножной цепи. Упала, как подстреленный воробышек, скрывшись под пеленой сорвавшихся занавесок.
И поднялась безмолвным, полупрозрачным саваном.
Я… не верю.
Он не может понять. Не сможет оценить. Рожденные привыкли к тому, что они называют привычным и я…
Попробую?
Белые крылышки вырвались из плена небытия. Сникли, теряя осыпающееся оперение, пока не остались только жуткие кожистые остовы, покрытые пупырышками неведомого озноба. Сноходка выгнулась от боли, жутковато вскрикнув.
Острые костяные выросты прорвали хрупкую кожу крыльев. Тельце Маары судорожно вздрагивало всякий раз, когда костяные пики разрезали плоть, но все новые и новые кровавые ручейки стекали по ее алебастровой спинке, собираясь в лужицу у ног сноходки.
- Все так просто, - прошептала она, расправляя костяные крылья, - если ничего не обещать, Ашер. Игрушки быстро надоедают таким, как ты. Когда приходит их время, старые вещи просто убирают в сундук, подальше от себя.
Перефразируем…
Кожистая перепонка быстро нарастала на окровавленных костях.
Обернувшись, Маара посмотрела на Спящего, улыбаясь по-детски беспечно. Она прижимала руки к груди, но цепочка браслетов, по-прежнему сжимавших запястья сноходки, уже разделялась. Одинокое, никому не нужное звено с мягким шелестом упало на бархатную подушку.
- Я знаю, - прошептала она, подавшись вперед, - у тебя есть и другие игрушки, милый. Хорошие, красивые дурочки, готовые целовать ноги великому Ашеру де ла Каледе за красивый ошейник. А мне нужно большее.
Каждый шажок отдавался шелестом невесомых одеяний и шлепаньем маленьких ножек. Добравшись до Спящего, она медленно обошла его со спины, поглаживая грудь ручкой. Холодный обрывок цепочки покачивался, словно повторяя изящные движения алебастровых пальчиков.
Обняв его сзади, сноходка внезапно толкнула Ашера, так, что он упал на четвереньки, и тут же уселась сверху, точно надменная королева, закинув ногу за ногу.
Тонкие пальцы сжались на затылке демона, обласкав витые рога и захватив целый пучок волос. Грубо рванув его на себя, девушка зашептала на ухо Спящему, жарко и вызывающе презрительно:
- Я хочу тебя всего, милый. И могу быть всем для тебя.
Нет.
Словно ударом молота, жестоким и беспощадным, воспоминание обрушивается на меня. Я – глупая маленькая песчинка, не ведаю что творю. Это ведь Он. Тот самый.
Я вижу, как распахиваются крылья у Красного мотылька. Кровь от плоти моей стекает в лужи под огнем, пузырится и тает в воздухе ржавой дымкой. Я вижу, как люди бегут, и не понимаю – отчего. Я не то, что причинит им вред, просто там, за мной – идут другие.
Мне нужен кто-то. Кто-то еще.
Яркий, слепящий свет обрушивается на Спящего.
Они падают в головокружительную бездну облачного рая вдвоем. Молчаливая куколка смотрит прямо в глаза, но волосы ее, точно длинные плети, болезненно хлещут его по лицу, наказывая за что-то.
- Ашер, - шепчет она тихо, - мой глупый демон.
Она с улыбкой следит за тем, как он пытается распахнуть крылья, которых нет. Она – не хочет.
Давай упадем вместе, - с любовью шепчет кроваво-красный взгляд, - туда, где нет постоянства и уверенности. Туда, где мы вместе рассматривали тот узор, черно-красные нити на ржавом полотне.
Слезы дрожат, рвутся ввысь.
И это еще не конец.
Как странно – думает она, - почему рожденные хотят видеть, куда они падают? Ведь нет разницы, видишь ты или нет, смерть будет одинаковой в обеих оказиях. Но да, в таких случаях, почему-то, остро тянет развернуться, чтобы посмотреть в глаза смерти.
Это ведь… любопытно.
Смертельно любопытно.
Поделиться162012-11-28 16:49:33
Музыка смолкла, рассыпавшись мелодичным перезвоном в зыбком мерцании окружающего пространства изысканной восточной комнаты. Тихие, серебрящиеся нотки окутали двоих, замерших среди вороха шелковых подушек, устилавших пол. Узкие ладошки коснулись прохладной кожи, когда девушка сложила их у него на груди. Тихий звон тонкой цепочки и приятный холод металла на коже. Шорох длинных волос, окутывавших высокую поджарую фигуру демона, бережно обнимающего хрупкий девичий стан. Он неспешно перебирал ее снежно-белые волосы своими когтистыми пальцами, пока его губы оставляли поцелуи на ее лице.
Он почти…
Любил ее.
Изящное чудовище с багрово-алым взглядом, в котором плескалось безумие.
Чудовище, чьи нежные пальчики дарили ему Боль, расцвечивая ее столькими оттенками, о которых снежный демон даже не подозревал.
Ее изобретательность…
Восхищала, завораживая точеными гранями столь же острыми, как и осколки льда, которые некогда впивались в его тело, разырвая тонкую бледную кожу.
Его руки невесомо скользхили по ее телу, лаская, задевая белоснежное оперение крыльев роскошным шлейфом спадавших к ее ногам.
Он любил ее.
Отчаянно и безнадежно.
- Драгоценная… - тихо мурлыкнул Ашер, касаясь губами серебристо-белой макушки. – Такая маленькая… такая хрупкая…
Слабый ветерок, возникший ниоткуда и умчавшийся в никуда, пошевелил призрачный туман крыльев, тронул алый шелк, спадавший изысканными складками с металлического пояска.
Тяжелые веки опустились, гася холодно-льдистый огонь в голубых глазах.
… Голос, переливчатый, словно серебряные колокольчики, поплыл по комнате. Такой родной, такой ласковый и привычный. Сколько раз этот нежный голосок нашептывал ему всякие нежности, в то время как маленькие ладошки с тонкими пальчиками ласкали его тело. Он боготворил эту женщину.
Но женщина вдруг начала меняться. Тело покрылось язвами, отливающая зеленью кожа пошла трещинами. Гниль, вонючая и липкая пожирала изящную фигурку. А потом за спиной разлагающегося призрака возникли еще две тени. Маленькие и такие же хрупкие. Безупречная белизна кожи и черные волосы. И глаза... одни голубые, как у отца, другие - изумрудные, как у матери.
Чума, страшная, уродливая, пришла в его дом. Вирус, выпущенный людьми в небеса его родины, в первую очередь поражал женщин и девочек. Потом начали болеть и мальчики, а следом и мужчины его народа. Тогда целители сбились с ног в поисках лекарства. Напрасно. Болезнь с ужасающим постоянством забирала все новые и новые жертвы.
Были подняты все маги, все, кто мог оказать хоть какую-то помощь. И Ашер носился из одного мира в другой, выискивая способ спасти свою семью и свой народ.
Его женщины заболели одними из первых. Сначала девочки, потом болезнь призвала к себе и Виолу. И демону оставалось только с болью смотреть, как угасают на его глазах самые дорогие ему существа. И с беспощадной свирепостью набрасывался Ашер на новых лазутчиков, пытая и допрашивая, в надежде выведать сведения о лекарстве. Бесполезно.
Его любимая супруга и две дочери умерли мучительной смертью.
Лекарство было найдено слишком поздно…
…Резкий рывок. Звон цепочки, соединяющей широкие браслеты на ногах.
Шорох падения драпировок. Жуткий крик, разорвавший прозрачную тишину.
Она менялась…
Снова.
Белоснежные перья парилии в воздухе, неслышно ложась на яркий шелк подушек и густой ворс ковра.
Одуряющий аромат крови накрыл демона. Низкое, вибрирующее рычание сорвалось с его губ, когда затрепетавшие в предвкушении ноздри втянули теплый с металлическим привкусом запах.
Запах боли, что сейчас испытывала девчонка, окутывал Ашера вязким, тягучим покрывалом, заставляя вибрировать каждый нерв, каждую клеточку его тела и души. Он насыщался, утоляя вдруг проснувшийся голод, жадно впитывая багровые оттенки боли, сотрясавшие хрупкое тельце альбиноски.
- Игрушки… - шепнули бледные губы, чуть разомкнувшись и блеснув смертоносными остриями клыков. – Ты нечто большеее, нежели простая игрушка… Ты та, которая вернет меня к жизни… которая станет для меня… всем.
Хруст костей, и шорох полупрозрачной в кровавых разводах перепонки, сквозь которую просвечивали тонкие ниточки сосудов.
Она была…
Прекрасна.
И даже изменившиеся крылья не могли этого изменить.
Ашер любил ее…
Мимолетное прикосновение прохладных пальчиков, шелест алого шелка, перезвон рассыпавшейся цепочки, чт сковывала ее руки.
Быстрые объятия, призрачное касание стройного девичьего тела и последовавший за ними толчок.
Он не сразу понял, что произошло. Слишком сильно погрузился в свои ощущения, поглощая чужую, но такую сладкую боль, что жаркой лавой растекалась по его телу. Ему было мало. Слишком мало, чтобы утолить проснувшийся голод, и слишком много, чтобы понять, что происходит.
Кончики маленьких пальцев скользят по рогам, лаская, и демон вздрагивает всем телом, отзываясь на прикосновение. Он будто бы и не чувствует тяжести хрупкого тела девушки, удобно устроившегося на его спине, полностью отдавшись ощущениям, что дарили ее пальчики, поглаживающие рога.
- Ну, так возьми меня… Драгоценная… - он с трудом проталкивает слова сквозь горло. Они похожи на судорожный хрип, который мешается с густым, вибрирующим рычанием, рвущимся сквозь сжатые зубы. – И стань для меня… всем…
Вспышка.
Свет слепит глаза, так, что выступают слезы.
Он снова падает.
Только на этот раз он не один.
Вместе с ним падает…
Она…
Маленькое голодное чудовище.
Его чудовище…
Которое насмешливо улыбается, наблюдая за его бесплодными попытками распахнуть крылья.
Он разрывает зрительный контакт и запрокидывает голову.
Жуткий хохот срывается с его губ, заполняя собой сияющее пространство, отдаваясь безумным эхом в окутывавшем их сиянии.
- Стань всем для меня… Драгоценная…
И тогда я буду твоим…
______________________________________________________________
Одет: находится в демоническом облике. Имеются рога и хвост, оканчивающийся пятью шипами, между которыми натянута тонкая полупрозрачная черная перепонка, ноги напоминают звериные лапы. Крылья, белые, точно свежевыпавший снег, они наполовину состоят из чистой энергии, наполовину из сплетенных в густые жгуты почти твердых потоков воздуха, пронизанных льдисто-голубыми сполохами.
Светлые штаны, такие узкие, что кажутся скорее второй кожей.
Грива длинных серебристо-белых волос заплетена во множество тонких косичек и свободно падает на плечи и далее на спину. Челка волнами спадает до ключиц
В ухе серьга-подвеска с сапфиром, ограненном в виде капли.
Отредактировано Ашер де ла Каледа-Исидро (2012-11-28 22:33:15)
Поделиться172012-12-04 15:13:38
Айсберг северного моря,
Тает в яростном паденье…
Белоснежным возрожденье,
Для накапавшего горя,
Горных рек стекало в лужу.
У истоптанного брода,
Мысли голые наружу…
Словно талая свобода,
Душу смачивает нежно.
Как Звезда, лечу с тобою,
Может – падаю небрежно?
И желание, не скрою,
Загадать тебе хотела…
Только не спеши с ответом.
Я упала, улетела,
Унеслась с прошедшим летом.
Осень листья раскачает,
В колыбели смерти скромной.
Я с тобою - вечность знает,
Жду в обители укромной.
Ненаглядное чудо.
Мистерия произошедшего, странная, извращенная деталь в пристальном, нарочитом безумии мира. Тонкость в том, что ты летишь, как тихая комета, ворвавшаяся в умиротворение мира, преодолевая сопротивление раскаленного яростью воздуха.
Чужая, сломанная деталь, во власти бушующей стихии.
Растерянно-кровавый взгляд ищет что-то в его глазах, жадно ловя тот самый момент, когда взор Ашера вновь скрестится с ее невинностью ребенка. Грешна? Глупо ожидать от неразумного создания того, что оно вдруг познает все тонкости мыслей рожденных. Их ложь и приторная игра в нежность – они для нее правдивы и честны, серьезны и не рушимы, как данное кому-то слово.
Однажды…
В темноте забытья тонкий стук каблучков.
И где-то там, в железной клетке на самом дне бездны разума, бледная зеленоглазая куколка подслеповато щурится, поворачиваясь на звук.
- Маара.
Тихий голос как будто перекликается с тишиной, понимающе переглядываясь с тенями от вспыхнувшего огня свечной лампы. Дрожащие, извивающиеся танцоры жадно вылизывают алебастровое личико узницы.
- Кто здесь? – у нее хриплый голос, будто разбитый жаждой и страданием.
Словно близнецы похожи девушки. Одна властна и уверена в себе, другая сломлена и пала духом, но и в ее облике все еще видна искра дремлющего огня. Словно кривое зеркало между ними.
- Это ты, - мягко шепчет сноходка, - та самая ты.
Тень в клетке хрипло смеется.
- Уходи. Здесь нет ничего для тебя.
Но свободная словно не слышит, протягивая свечу сквозь прутья решетки. Металл плавится от одной близости крошечного огонька, плавно стекая по кривящимся прутьям. Зеленоглазая поднимает голову, насмешливо глядя на свое чистое, красивое отражение. Она бледна, но все так же красива, как и когда-то давно, во времена первой свечи.
- Ты не Отец, - говорит она.
- Нет конечно, - мягко отвечает сноходка, заходя в клетку, - но у меня есть что тебе сказать, Маара. Если ты все еще Маара.
Широкая улыбка на лице узницы становится все печальнее.
- Ты об этом знала всегда. Когда ломают крылья, даже самое позорное решение кажется правильным. Я не жалуюсь, alonae.
Она преображается медленно, но верно, старые лохмотья как будто обрастают кровавой плотью в изощренное, сложное платье, что назвать можно было бы лишь безумным нарядом. Узоры и складки, завораживающие взор.
- Да, - соглашается красноглазая, - знала. Мне всегда нравились крылья симбионта, но я не знаю, что от Маары все еще со мной.
Она ложится рядом, застенчиво и осторожно прильнув к своей близняшке. Положив белокурую голову ей на плечо. В темноте, освещенные неровным пламенем свечи, как будто две сломанные куклы в клетке, потрясающе одинокие и печальные. Их хочется утешать, но едва только встретившись взором понимаешь – ничто нельзя исправить жалостью.
Тонкие, бледные ручки Красного Мотылька ласкают сноходку объятиями, далекими от чего-то грязного, даже в самых потаенных мыслях.
- Все, - тихо отвечает она, - симбионт не меняет Узел, alonae. Ты должна была догадаться, как работают вещи в этом мире. И что есть поглощение? Это такое же слияние, просто ты становишься богаче, в чем-то. Ты, то, то осознало себя сильнейшим.
- Маара сильнее мотылька?
Удивление в голосе сноходки – не наигранное чувство. Она даже вздрагивает, как будто подумав о чем-то ином, связанном опасении чего-то, что может случиться вдруг.
- Мотыльки летят на огонь, - шепчет зеленоглазая, - ты не задумывалась о том, почему огонь всегда сильнее мотылька? Даже самый слабый огонь. Почему так сильны дети Гэлтхор в сущем? И почему Изнанка – место, где они сторонятся даже слабейшего из таких, как ты? Не думала о том, почему Мертвые дворцы лежат за Черной Гранью, вдали от Ярости Первородного Света?
- Нет, - озаренная внезапным пониманием, сноходка вздрагивает, не отстраняясь, - так это…
-… нечто иное, - продолжает Красный Мотылек, - то, что живет там – совсем не то, что воплощается здесь. И, alonae… вы – как нечто совершенно особенное, новый симбиоз, порождение огня в умирающей плоти Сущего. Мы и похожи и совсем различны. Но тебе ведь нужен ответ, Воплощенная, так?
Долго, очень долго длится молчание.
Шорохом посторонних мыслей, призрачных образов в тенях.
Топотом забытых идей, осмелевших в тягостной паузе ожидания.
Шелестом рук, ласкающих дрожащее тельце куклы.
Какой из них?
- Да, - наконец, тишина радостно ловит рвущиеся слова, растворяясь в них, - могу ли я стать чем-то? Может ли ничто стать определенностью?
Негромкий смех Красного Мотылька вовсе не кажется обидным – он полон ласки и тепла, материнской заботы, приправленной вкрадчивостью чего-то затаившегося за ними.
И начинается игра. Мыслей.
- Что было до Света и Мрака?
- Ничто.
- Что такое Ничто?
- Неведомо.
- Что может быть Неведомым?
- Что-то?
- Что-то. То, чему не дали названия. То, что не имело смысла, не ощущало даже Света и не знало Темноты. Не сон и не смерть, что-то намного древнее. Но ты, alonae, видишь суть? Ничто разделило себя на Свет и тень и продолжало разделять пока все не стало таким, каким ты его видишь. И ты… уже что-то, если можешь быть чем угодно.
- Но, - она замирает на полумысли, - ведь тогда… чем я должна быть?
Поднявшись, Красный Мотылек выталкивает ее из клетки, мягко, но настойчиво. Ржавые прутья снова растут из не бытия, вставая меж ними преградой.
- Иди, - шепчет она, в последний раз касаясь ладошкой алебастровой щечки сноходки, - и спроси его. Сама.
Пронзительно рвет белокурые прядки нахлынувший ветер.
В кровавом взоре блестят дрожащие капельки застывших слез, ищущих возможность выползти из глубоких озер души. Она улыбается – обычной для себя, беспомощной улыбкой доверчивого существа, обнимающего мягкое чудовище.
Она знает, чем все закончится. Вспышкой черного мрака, в которой последними прозвучат ее слова. Может быть, однажды, он найдет ее в сущем, чтобы ответить на простой и сложный вопрос, которые значит очень много для той, что привыкла считаться себя Ничем.
Он, тихий и внезапный, останется в ушах смутным воспоминанием пробуждения, неясным поначалу, но крепнущим час от часу в его разуме. Все более отчетливый.
Милый…
- Что я для тебя?
Но был ветер, и...
Мазок белокурой прядки.
Оказался последним.
~{КОНЕЦ СНОВИДЕНИЯ}~
Тема закрыта
Страница: 1
